Календарь

Церковный (Юлианский)

Cобытия

Академическая программа библиотеки

Киноклуб >>VENI_ET_VIDI…

Музыкальная гостинная "Свеча"

Партнерство c журналом

Фотоклуб

Библейские чтения

Евангелие от Марка в переводе С.С. Авернцева

Библиотеки СПб

Библиотеки христианской книги

Законодательство

Закон и библиотеки

Религиозность как фактор российской жизни в 1990-е

И сегодня в России можно говорить о своеобразном синтезе “теологии освобождения” в ее православном варианте с посткоммунизмом, то есть с идеологией социального мира (хотя бы мира, о процветании уже речи не идет, почему это именно посткоммунизм, а не коммунизм как таковой). Различия между “либеральными” и “консервативными” христианами, между “западниками” и “антизападниками” вторичны по сравнению с убежденностью в важности идеологической функции религии вообще. Ожесточенность конфликтов внутри различных церковных течений как раз и связана с конкуренцией в качестве возможных социальных лидеров. Светское общество, неверующая среда (несравненно более влиятельная, чем на Западе) в России скорее поощряет такое убеждение верующих в своей социальной роли, вместо того, чтобы стремиться к действительной секуляризации.

Между тем несомненно, что в российском христианстве есть и действительно творческий потенциал, способный вырваться из порочного круга идеологизирования религии.

Во-первых, можно указать на “новых русских протестантов”, пусть они и составляют пока еще ничтожное меньшинство. Каариайнен и Киммо, в чей анализ религиозной элиты попало несколько протестантов, с изумлением отметили, что “неправославная религиозная элита — наиболее либерально и демократически ориентированная часть российской элиты”10. Правда, они оговорили, что речь идет о статистически ничтожной величине.

Еще меньше (хотя публикует некоторое количество книг и статей, заметных на фоне общей скудости) группа богословов, ориентирующая на западную (преимущественно либерально-протестантскую) традицию, которая пытается приветствовать секуляризацию “звоном щита”, пропагандируя по мере сил концепцию “демифологизации” христианства, принятия секуляризации и безрелигиозного мира как данности.

И, наконец, никуда не исчезла, хотя и существует прежде всего в виде культурного тезауруса, а не живой традиции, традиция русского религиозно-философского возрождения начала XX века. В этой традиции преобладала, правда, все та же теология освобождения (достаточно упомянуть христианский социализм Флоренского). Но в ней, часто в пределах творчества одного и того же автора, обкатывались и возможные пути существования христианства в секулярном мире без претензий на политико-социальное лидерство. И когда сегодня кажется, что в России сгущается ночь, следует помнить, что речь ведь идет скорее о последних, вполне естественных судорогах издыхающего тоталитаризма, что возможность выхода к нормальной жизни существует, и о роли христианства в будущем следует судить не столько по его наличному присутствию в русской действительности (производящему, действительно, скорее жалкое впечатление), сколько по его потенциалу.